Живый в Помощи - Страница 58

К оглавлению

Божий Крест и молитвы родник.

Медный колокол, гулом пропитанный,

В душу ласковый Сергий проник.

Не кручинься головушкой буйною,

Разверни свои плечи, встряхнись.

Затепли свечку тонкую, хрупкую,

И с любовью мощам поклонись.

Э-эх! Налиться бы удалью юности.

В ранней дымке парок у реки.

В дом калитка тихонечко скрипнула.

Пылкой юностью все нам с руки.

Повзрослел, седина серебрится.

Мудрость сердца. Степенство судьи.

А когда удаль вновь заискрится,

Буйный всплеск в роднике остуди.

Ночка лунная. Купола искорка.

У Креста молчаливо стою:

То из детства мне слышится присказка,

А я кротко грехи замолю.

Богатая

Латанное пальтишко. Натруженные руки. Долгая жизнь на лице. Дома стареющая больная дочь. "Слава Тебе, Господи! Дошла!" Горсточка дешевых свечей. Молитвенное "беззвучие губ у иконы. Сильная рука вернула в мирскую суету. "Бабушка, возьми от меня". "Что ты, миленький! У меня много. Не надо. Небось семья есть?" "Все есть, милая. Возьми". "А зовут-то как?" Исчез. "Благодарю Тебя, Господи, за милость Твою. Возьми на помощь храму. Я — богатая".

Ответственность

По дороге в храм на исповедь дочь вдруг остановилась. Начала рыться в кармашках, перебирать листочки, что-то бормотать с досадой.

— Доченька, что произошло?

— Возвращаться придется.

— Почему?

— Грехи дома забыла!

Мамина гордость

Качающаяся электричка. Перестук колес. Линия огня за окном. Вечер на лицах пассажиров. Душно. Усталость. Мысли о своем. Умиление мамы зачитавшимся малышом. Широко открытые глазки мальчонки, исчезнувшие в неизвестном. В брызгах сладостности за дитя растеклась родительская гордость:

— Читай, милый, мудрости-то сколько.

А надо ли ему это знать?

"Мама задушила новорожденного целлофаном".

— Расти, малыш, читай «свободную» прессу.

Своя гордость

Жил один гордый человек. Гордился собою и с гордостью умер. Когда его в аду за грехи на жестоком огне варили бесы, то он гордился тем, что сидит в котле один.

Новый фашист

Оживленная столичная трасса. Вдоль нее плотные ряды припаркованных машин. Пожилой водитель «Москвича», зажатого между «шестисотым» "Мерседесом" и «Тойотой», весь в бусинках пота от отчаяния пытается вызволить свою машину, не повредив соседних. Рядом с «мерсом» стоит весьма солидный мужчина, покуривая, наблюдает за действиями загнанного в ловушку пенсионера.

— Уважаемый… Это ваша машина?.. — затравленно спрашивает старик, надеясь на шоферскую солидарность. Солидный небрежно сбив пепел с дорогой сигары, безответно затянулся.

Отмиллиметровав с невероятным напряжением между дорогими машинами свой «Москвич», старик увидел: представительный мужчина небрежно усмехнулся, вальяжно обошел «Мерседес» и неторопливо сел за руль и рванул с места так, как это только может двигатель в несколько сот лошадиных сил от заплакавшего впервые за десятки лет фронтовика.

На таможне

— У вас есть с собой оружие?

— Да.

— Какое?

— Крест.

Потом в блокнотных заметках стали складываться эпизоды и главы воспоминаний об Афгане, о боевых товарищах и врагах. Мучительно и трудно рождалась книга — Теплый августовский сумрак бережно окутывал Коломенский парк. Богомольцы шли восвояси, неся в душах радость завершившегося поста и наступившего праздника.

Радость Успения, преодолевающая саму смерть, светилась в сердце Виктора светом Жизни Вечной. У ворот он еще раз обернулся на храм, чинно перекрестился и благодарно поклонился Богу. "Завтра утром опять на службу", — умиротворено отметил он и тихо, задумчиво побрел к метро.

"Ненавидящих и обидящих нас прости. Господи, Человеколюбце. Помяни, Господи, и нас, смиренных и грешных и недостойных раб Твоих, и просвети наш ум светом разума Твоего, и настави нас на стезю заповедей Твоих молитвами Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и всех Твоих святых: яко благословен еси во веки веков. Аминь."

Псалом 90-й,

читаемый православными христианами во время бедствия и при нападении

врагов

Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится.
Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю
на Него.
Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима
осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.
Не убоишься от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, отвещи во тме
преходящия, от сряща и беса полуденного.
Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе жене
приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши.
Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое.
Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелам
своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих.
На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида
и василиска наступиши, и попереши льва и змия.
Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое.
Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби; изму его, и
прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение мое.

В старину каждый русский воин носил на груди в ладанке рядом с нательным крестом этот священный текст. Да что говорить! Каждый православный знал его наизусть, читая в момент особых жизненных испытаний, дабы побороть личный страх, дабы одолеть внешнего супостата. Сколько русских жизней спасла эта удивительная молитва, ведомо Единому Богу, но вся воинская история Земли Русской свидетельствует, что ни одна победа не обошлась без Божией помощи и Богородичного заступничества. Постепенно вера и обычай возрождается в современной Армии и на Военно-Морском Флоте. Во времена, когда воевал Виктор, Православие среди солдат и офицеров не поощрялось партийным и военным начальство, но даже тогда тысячи русских бойцов непременно хранили у сердца материнские и отцовские благословения — нательные крестики, маленькие иконки, переписанные от руки молитвы… Виктор неоднократно видел, как некоторые бойцы перед грядущим испытанием неприметно, без показухи и вместе с тем особо не таясь осеняли себя крестным знамением.